ЧТО ТАКОЕ ХОРОШО И ЧТО ТАКОЕ ПЛОХО  (эссе о морали).

 

Автор предполагал рассмотреть связь морали и права в конце статьи - кратко и в общем но, учитывая модные ныне взгляды, о том, что право и мораль неразделимы, и даже, что право, как и мораль, выражает извечное стремление человека к добру и справедливости – (и первый и второй тезисы не соответствуют действительности), пришел к выводу, что понять природу права без рассмотрения фундаментальных закономерностей поведения человека невозможно.

И так, что такое хорошо и что такое плохо?

Этологи также пытаются дать ответы на извечные вопросы о добре и зле, и найти, так сказать, корни (предпосылки) морали в биологической природе человека, в генетически обусловленных свойствах поведения (кстати, присущих не только человеку).

Тот же Дольник замечает, что «помимо запрета "не убий", многие животные подчиняются запретам "не бить лежащего", т.е. соперника, принявшего позу покорности, не трогать детенышей, не покушаться на чужую территорию, чужое гнездо, чужую самку, не нападать неожиданно или сзади, не отнимать пищу, не воровать ее и т.п. Это образует и так называемую "общечеловеческую мораль" (в действительности - общебиологическую). Конечно, у разных видов эти запреты могут быть как сильными, так и очень слабыми. Человек не родится ""tabula rasa", на которой общество пишет свои моральные нормы. Он родится с моралью, доставшейся ему от дочеловеческих предков. К сожалению, не очень крепкой, но все же моралью. Религия и культура только развивают в нас то, что есть изначально»[1].

«Так что же это за «мораль животных»? Это созданные естественным способом врожденные запреты выполнять обычные программы поведения в некоторых случаях, возникающих при общении с себе подобными»[2].

Да, но почему же тогда, эти нормы человеком так часто нарушаются, в то время когда у многих животных они достаточно крепки? Например, почему у человека так развиты предпосылки к возникновению чувства ненависти к «ненашим» - к гражданам другой страны, людям другой национальности, религии, цвета кожи и т.д.

Этологи, отвечая на этот вопрос, считают, что это сбой в генетической программе, вызванный генетически обусловленным неприятием особей близкого вида или подвида, но чем-то отличных – «при контакте с непохожими на нас людьми срабатывает та же программа, что и у животных на близкий вид или свой подвид: неприятие. Расы человека по поверхностным признакам различаются больше, чем многие близкие виды. У человека и внутрирасовые различия, связанные с традицией, культурой, одеждой, прической, религией, могут быть столь заметны, что генетическая программа принимает их за межвидовые. А различия в языке?! Этологи показали, что расовое и национальное неприятие имеет в основе своей ошибку генетической программы, рассчитанной на другой случай, - видовые и подвидовые различия. Расизм - это ошибка программы» (Дольник).

Несмотря на большое уважение к В. Р. Дольнику и его трудам, с этими взглядами,  автор все же не совсем согласен.

Еще в начале работы я приводил взгляд Дарвина, о том, что самая жестокая конкурентная борьба происходит между животными своего вида и, как правило, живущими рядом – территориальными конкурентами. Ведь существенно отличающиеся подвиды одного вида, как правило, проживают отдельными популяциями и территориально отделены, поэтому, особенными конкурентами-врагами так часто быть не могут.

Соответственно, наиболее частыми врагами-конкурентами являются животные именно своего вида и подвида, не отличающиеся видовыми признаками. Именно внутривидовая борьба, за право оставить потомство (а для этого необходимо заполучить и отстоять – территорию, самку, пищу), является наиболее жестокой и драматичной.

Но как мы уже говорили, многие виды животных, которым в одиночку трудно сохранить потомство (а зачастую и себя) выработали чудесный механизм, именуемый СТАДО (прайд, стая и прочее групповое образование).

У таких видов выработались, и определенные инстинкты позволяющие сдерживать и “гасить” эту агрессивность, зачастую перенаправляя ее на тех, кто вне стада. Поэтому, для стадных животных, намного значимее межвидовых различий другое – они из НЕНАШЕГО СТАДА.

Таким образом, в основе неприятия, агрессивности в отношении  других людей, в первую очередь, лежит «стадная природа человека», инстинктивная, практически автоматическая агрессивность к «приматам не из нашего стада», а не  реакция на подвидовые различия.

У человека, как стадного животного (стадного и животного – без кавычек), именно эта сильнейшая программа «деления» на наших и ненаших, в значительной мере и определяет «моральную сферу», то есть то, что, мы определяем как добро и зло.

Даже приведенные выше наиважнейшие «общечеловеческие» (общебиологические) нормы морали, такие как «не убий», для стадного животного (которым является человек) – в действительности, не такие уж и «обще», а зависят от того – «наши» или «ненаши»?

В бытность мою студентом, одним из наших студенческих лидеров был бывший «афганец». Причем, хотелось бы заметить лидером, с большой буквы – как формальным, так, одновременно и неформальным.

У многих из нас, еще вчерашних школьников, этот парень, прошедший уже войну (да еще и разведроту), вызывал большое уважение. К тому же, надо сказать, он никогда не выпендривался перед «младшими», и, несмотря на то, что занимал руководящий студенческий пост, в отношении со всеми был равным, без малейшего высокомерия, всегда мог поддержать, помочь, откликнуться на просьбу – и вообще был «душа парень». Поэтому пользовался огромным уважением, авторитетом и был, как говорилось, лидером не только формальным, но и неформальным. С таким же уважением относился к нему и я.

Как-то летом, на студенческих «сельхозработах», отдыхая вечером и рассказывая о своей службе в «Афгане», поведал он нам о том, как они однажды отомстили за смерть своих товарищей: - 

Однажды «духи» напали на группу из их подразделения – товарищи погибли, погибли друзья. Стало известно, из какого селения «духи», - товарищи погибших, ворвались в этот кишлак, согнали жителей в какой то сарай и сожгли их. После этого рассказа мой образ «героя» существенно поник, хотя все это происходило в колоссальных «внутренних муках», ведь «он» такой классный парень, хороший товарищ, кстати, не агрессивный, за «своих» (за студентов) – всегда горой, всегда поддержит и т.д. Но уже тогда мучил вопрос – почему немцы, сжегшие Хатынь – это нелюди, звери, а «наши», содеявшие аналогичное, почему-то, такими, не воспринимаются?

Мне могут возразить – что все равно большинство людей воспримет такое как злодеяние и аморальный поступок. Утверждение достаточно спорное. – Не все и не при всех обстоятельствах и не в одинаковой мере. Судя по тому, с каким восхищением слушали рассказ мои товарищи-студенты и их комментарии, типа «так их тварей душманских» (хотя жгли село поголовно, а не только «духов») и, судя по тому, сколько желающих сегодня если и не оправдать, то найти смягчающие обстоятельства, относительно, например Буданова (и подобных), то утверждение об однозначной оценке содеянного, как аморального, выглядит сомнительным.

Уважаемый читатель «не верит» и говорит «что он то уж однозначно не оправдает Буданова и что для него, в вопросах морали, все однозначно!

Что ж, тогда пусть уважаемый читатель ответит: случись ему узнать, что его брат, отец, сын или просто хороший парень Серьога, живущий в соседнем дворе, друг и товарищ детства, где ни будь в горячей точке (та еще в той, которую мы недолюбливаем) выжег поголовно село – сможет ли уважаемый читатель, так же однозначно и «равенственно» оценить его и его деяния, так же, как и какого то эсэсовца Фрица или Ганса сжегшего русскую, белорусскую или украинскую деревню?

Думаю, что в 99.99% случаев оценки будут все же отличаться.

Почему?

Да потому что, эсэсовец, сжегший Хатынь, был «ненаш» и сжег он «наших», а хороший парень Серега НАШ и сжег он, скорее всего ненаших.

Сей феномен «моралеобразования» просматривается на всем историческом пути человечества. Поэтому не удивительно, что многие исторические персонажи, и их деяния, являясь национальными героями и национальной гордостью одних народов, одновременно, в сознании других народов, являются «исчадьем ада» и воплощением злодеяний.

Рассмотрим, в этом ключе (в смысле так ли уж однозначна мораль) и несколько другой пример.

Существует достаточно стабильный стереотип о цыганах, как о крайне аморальных людях – воришки, обманщики, аферисты, того и гляди, что ни будь стащат или обманут. Но тот, кто более-менее знаком с их средой может подтвердить, что вся эта «аморальность» - это на «экспорт», - за пределы цыганской среды. В тоже время, в среде цыган, средний уровень морали (например, что касается соблюдения тех же самых, «не укради, не прелюбодействуй, почитай старших, не предавай» и т. д.), - в отношении между «своими», куда выше, чем средний моральный уровень в среде нас, не цыган, таких морально «белых и пушистых» (в собственной самооценке сравнения с теми же цыганами).

Криминологи, имевшие дело с цыганами, подтвердят, что найти среди них «стукача», который будет «стучать» на своих (на цыган), куда сложнее, чем среди рядовых «моральных» граждан. И дело здесь не только в страхе, (во внецыганской преступной среде, где стучать «тоже опасно», найти «стукача» все равно значительно легче, чем среди цыган), - а именно в более высокой морали цыган.

Уважаемый читатель «обижено» заметит автору – а почему же они, такие моральные, вот так аморально с нами то?

А потому что мы не из их племени, мы для них НЕНАШИ (или наши в очень низком восприятии). А моральные инстинктивные программы у стадного животного вида «человек» запускаются только в отношении тех, кто только хоть в какой то мере воспринимается как НАШ.

Ненашим нет места в морали.

Цыгане с детства воспитываются в «замкнутом кругу» цыганского мира, причем образ окружающего мира – это, как правило, враждебный мир «чужих», которые или опасные враги или жертва (лохи). Наши, это цыгане и только цыгане.

Кстати, взаимоотношения в среде «честных воров», по крайней мере, до перестроечной «старой закалки», также были зачастую куда моральнее, чем взаимоотношения между «честными» рядовыми гражданами. Да, там взаимоотношения куда жеще и строже, но жесткость – именно за нарушения моральных принципов («понятий») – (крысятничество, стукачество и т.д.). Но опять таки, мораль «включается только на взаимоотношения между своими – на «мир» «честных воров». Остальные – это или враги или жертвы. Мораль, как на врага, так и на «дичь» не «включается».

Мне могут возразить, что большинство людей (возможно более правильным было бы утверждение – много) в свой «моральный круг» способно включить, практически всех людей – любых «племен» и народов – и это как бы опровергает мой тезис о «стадной природе человеческой морали». Ничуть. Это всего лишь подтверждает то, что современный человек, выросший в глобальном взаимозависимом мире, с определенными общими интересами (и врагами), воспитанный на современной (замечу современной) морали глобального единого мира с христианскими (или подобными) принципами: «все люди братья во Христе», что, по сути,  в сознании (и подсознании), на природном «этологическом языке» усваивается как – «мы все из одного стада» - воспринимает все человечество как единое свое стадо.

И сама эта «глобальная мораль» является продуктом исторического развития мира в сторону глобализма и достаточно новым явлением.

Исторический путь расширения круга «наших», хорошо виден, на примере античного Рима. До тех пор, пока Рим, был всего лишь «большой деревней», с границами по берегам Тибра, нашими (что выражалось в гражданстве), были только уроженцы Рима. Не Римляне гражданами не были, на них не распространялись ни право, ни мораль. Захватить землю варваров, сжечь их селения, ограбить и убить их самих или превратить в рабов было не только не аморально, а наоборот – благороднейшим, святейшим долгом и доблестью каждого высоко морального Римлянина.

Убийство, грабеж и превращение в раба «варвара», не содержало ни капли аморальности и в сознании античного грека или любого иного жителя «узко-ограниченого стада».

Кстати, «античные», в этом отношении не были исключением. Во все времена убийство, включая даже детей, грабеж и разорение «ненаших» никогда не то что не были аморальными, а наоборот – верхом доблести и моральных «чеснот».

Вспомним крестовые походы и Варфоломеевскую ночь – убийство ненаших (то ли сарацин, то ли гугенотов) воспринималось как деяние сверхморальное. Мало? – Почитайте библию, особенно старый Завет.

Но «вернемся» опять в античный Рим. Те из захваченных народов кто не был обращен в рабов, были включены в жизненную сферу «римского стада», хотя и на положении наинишших существ в их иерархии. Тем не менее, появились общие интересы, выгоды и общая уже «римская» территория (на которой естественно верх иерархии занимали Римляне) но, тем не менее, «местные», перестав быть врагами и уже включенные в жизнь римского стада (общества), стали в какой то мере «нашими» для Римлян, хотя и наинишего ранга в их иерархии.

(Вообще-то, начало этого процесса произошло не в провинциях, а в самом Риме, когда живущие в самом «стаде» плебеи, настолько включились в жизнь Рима, что стали неотъемлемой частью этого все более разрастающегося полиса).

Но почему Римляне, в своем сознании включили их в свой состав?

Для ответа на этот вопрос вспомним главу «Стадо»: - «Если на пути к цели этих опасностей (проблем которых в одиночку не преодолеть) нет и животное (человек) это знает, то он «компаньонов» себе не ищет».

«Что сильнее всего объединяет стадо – общие враги. Природа стада, его первоочередное предназначение – объединение для борьбы с врагами – теми, кто хочет нарушить НАШИ интересы (хищники, конкуренты) и теми, кто не позволяет НАМ нарушить их права (пожрать, изгнать с территории и т. д.)».

Именно общие, хотя бы и некоторые, интересы и цели, решаемые уже в общих рамках Империи, и способствовало сближению, и объединять римлян и не римлян в единое целое не только административно, но и в сознании, как «едино-наших». Правда, при этом, «некоренным», тобиш плебеям, отводилось место на нижних ступенях иерархии.

И главная цель (интерес), которая больше всего способна объединить любое стадо и в любое стадо – это общий враг.

По закону, в римской армии могли служить только граждане и в трудные времена Рим, нуждающийся в солдатах, хотя бы и за счет покоренных (но уже своих) народов, вынужден был, в определенные времена, «даровать» гражданство отдельным «некоренным» и даже целым провинциям.

Общий враг – лучший объединитель, не только структурно, но и в сознании. Именно он делает, нас нужными друг другу, именно он делает нас такими значимыми, и именно он делает нас членами единого стада.

Пусть они и не римляне, но сегодня они с нами в одном строю боряться с нашими врагами, защищая и нас – и они наши, они свои.

Именно таким образом многие «провинциалы» стали Римлянами, именно привлечение к общей борьбе с врагом более всего способствовало формированию восприятия «соратников» уже как наших.

Такая глобализация “стадного самовосприятия” происходила и в другие эпохи, зачастую за другими формальными критериями (нашей-ненашей веры (конфессии), нашего-ненашего класса, и т.д.), где “стадо” выходило за национально-территориальные рамки и “обозначалось”:

·                           по критерию общей религии (конфессии) и врагов этой веры, а куда же без них.

·                           Или общего классового отношения и классовых врагов нашего класса, а как же без них.

·                           По критерию государственности (подданства), когда с детства воспитывали человека, что наши – это подданные его (ее) величества или граждане определенного государства. А вокруг враги кои, так и шастают, так и норовят.

Этот глобализационный процесс держался и держится на китах – имя которым – общие интересы.

Но на фоне всех этих китов глобализации отчетливо видно было самого могучего из них, который и поддерживал всю “конструкцию” от расшатывания – общий интерес борьбы с общими врагами.

Без этого «центрового гиганта», иным интересам удержать разные народы (и даже один народ) в одном «стаде» крайне трудно.

Большое значение в вопросе глобализации человеческого стада сыграла Вторая мировая война. Пожалуй, впервые человечество, так отчетливо объединилось для борьбы с общим врагом – немецким нацизмом и его союзниками  - что позволило так отчетливо ощутить МЫ (человечество, вне зависимости от нации, религии и даже классовых воззрений) ЕДИНЫ  - естественно в борьбе с нашими врагами. Которые каб-бы вышли за рамки «цивилизованного человечества».

Правда, как всегда (о чем я писал) не успели отзвенеть победные фанфары, как вчерашние союзники перессорились и вскоре навострили друг против друга ядерные дубины. А для усиления своих рядов быстренько стали растаскивать по своих лагерях вчерашних врагов – и вот, тот, кто был вчера врагом, сегодня наш, кто был наш – опять классовый враг.

Таким образом, вчерашние главные отличия-критерии по которым веками народы «определялись» кто наш, а кто не наш (религия, нация, даже государственность) – несколько «потеснились» и на первый план вышли общеглобальные враги – сначала нацисты, а после, когда победители успешно перессорились - красная угроза (и проклятые капиталисты-империалисты).

Общий враг теперь объединял людей разных национальностей, религий, а соответственно мы члены глобального стада уже не хватаемся, как в средневековье за дубинку при виде человека не нашего цвета кожи или иначе отличающегося от нас – он вполне может оказаться наш.

Для определения ненаших у нас нынче другие критерии.

Хотя? Хотя?

Возможно, колоссальный всплеск национальной и религиозной вражды, конфликтов, со средневековым геноцидом, который проявился на территориях ряда пост социалистических стран (особенно с разным этническим и религиозным составом), в значительной мере, результат того, что исчез общий враг и всплыли на поверхность старые «критерии отличий».

Да к тому же уйма факторов раскручивающих агрессивность – бедность, безработица – вот и надо куда то ее выплеснуть, а старого врага нету.

Классический вопрос – что делать?

Ответ тоже банален и он лежит в двух плоскостях:

–           Ликвидировать факторы, порождающие агрессивность в обществе.

–           Но, учитывая, что потребность во враге существует в любом случае (просто дольше накапливаться будет) искать опять общего (общечеловеческого) врага.

И боюсь, что он найден – ТЕТОРИЗМ.

Кстати, он как-то ко времени активизировался и вышел на первый план? Может так было нужно? Уж лучше народам всем вместе бороться с общим врагом, так сказать в едином строю, чем опять друг перед другом ядерными дубинками махать?

Правда за это шоу приходиться платить дорогую, жестокую цену, но кто его знает какую цену придется платить, если у человечества не будет единого объединяющего врага?

Естественно все это гипотезы автора, на которых он не настаивает, но в последнее время в консультантах глав ведущих мировых держав замечены этологи, так что может и «главы» начали рационально понимать, что движет людьми и обществом.

Хотя понимать это не всегда приятно.

Но отвлечемся от политических гипотез и вернемся к господам-интересам. Именно господам, так как они господствуют над нами, правда за каждым из таких «господинов» стоит свой «кардинал», который и определяет интерес, имя этих властителей – инстинкты, но к ним мы возвратимся позже.

 

Интересы ж являются выразителями наших потребностей, автор даже сказал бы так, что интересы – это потребности, удовлетворить которые у нас возникло желание, так сказать интерес – это «ожившие потребности».

А теперь пусть уважаемый читатель попробует представить, что он понимает под понятием добро и зло, - а потом внимательно присмотритесь к «наполнению» своего понятия добра и зла. Я думаю, Вы не будете удивлены, поняв, что, каким то удивительным образом, окажется, что добро, это то, что соответствует наиболее важным для Вас интересам, а зло, соответственно, – то, что несет угрозу наиболее важным для Вас интересам.

В философии больше используется другой термин – «благо» и соответственно добро определяется как-то, что соответствует благу, а зло – то, что ему не соответствует. Но мне кажется, это не совсем удачный термин. Благо, это то, что соответствует пользе, но человек часто поступает вопреки своему благу, - потому что у него могут существовать интересы, которые не адекватны его благу и даже противоречить ему.

Скажем, человек отдает жизнь ради кого-то или чего-то или, по каким–то причинам совершает что-то другое, что блага ему никак не принесет, а скорее наоборот, но у него присутствует интерес совершить такой поступок, он его желает – вопреки благу. Таким образом, термин благо, на мой взгляд, не самый удачный, хотя, в принципе, термины не самое важное в анализе, поэтому оставим терминологический спор и перейдем поближе к сути.

И так, каждый из нас, внимательно сопоставив свое понятие добра, с тем, что, в нашем сознании наиболее важно для нас, «обнаружит, что добро – это то, что соответствует нашим интересам, зло – то, что не соответствует.

Но вся сложность в том, что интересы, у нас разные, очень разные, и к тому же главные (доминантные) интересы также у каждого свои, - а соответственно, у каждого свои критерии добра и зла.

Естественно, у каждого есть личные интересы, но не обязательно, что именно они доминантны. Ведь многие готовы пожертвовать частью своих личных  интересов во благо общественных, или интересов других людей. Почему так происходит?

Да потому, что для этой категории лиц главными являются именно общественные (стадные) интересы, они и занимают доминантное положение, становясь как бы личными для человека, да к тому же главенствующими, - а так как добро – это то, что соответствует доминантным интересам, то для такого человека «добро» - это то, что соответствует интересам данного стада (народ, единоверцы, класс, нация и т.д.).

Но почему у одних людей доминантными являются стадные (общественные или групповые) интересы у других более личные, эгоистические? Для ответа на этот вопрос необходимо рассмотреть «природу» альтруизма.

Как уже говорилось, первобытный человек формировался как сугубо стадное животное, полностью зависимое от стада, неспособное к выживанию (а главное к продолжению рода) вне стада, посему стадные инстинкты у него очень сильны, особенно иерархические и борьбы «с ненашими».

Учитывая физическую слабость первобытного человека, и возможность отразить атаку хищника только коллективом, - альтруизм становился зачастую единственным способом выжить. То есть, иногда только отчаянная атака на врага – “за родное стадо” (позже это трансформируется во что-то типа – “за Родину, за Сталина”) – давала хоть иногда и мизерный, но единственный шанс выжить. Ведь бегство “ в рассыпную”, на открытых просторах саван, для первобытных приматов  однозначно означала гибель, - отбиться и выжить, можно было только в коллективе.

Таким образом, только приматы, готовые отчаянно “альтруистически” сражаться за родное стадо имели все-таки шанс выжить. Поэтому, как это не парадоксально, - выжить имел шанс только тот, кто был готов отдать жизнь за стадо. Ну а дальше дело техники – (естественного отбора).

Конечно, альтруизм был полезен и в других случаях – например, приматы (включая людей) у которых развита забота и защита не только своих, но и чужих детей имели большую выживаемость потомства, а значит их стада (народы) были более многочисленны и, соответственно более конкурентоспособны, таким образом, забота о потомстве соплеменников увеличивала шанс на выживание собственного потомства (и продолжение генотипа) и так далее – что, судя по работе Докинза “эгоистичный ген”[3] – и есть цель существования живых существ.

Таким образом, анализируя любое (да-да любое) проявление альтруизма, мы увидим, что альтруистические программы поведения сформированы исходя из “шкурных интересов” выживания и продолжения рода, таким образом, напрашивается вывод, что альтруизм – это особая форма эгоизма, так как в основе его лежит “шкурный” личный интерес выжить, а главное продолжить род.

Естественно, более всего альтруизм нужен для защиты стада от врага, как говориться “на войне”, поэтому не зря старые фронтовики говорят, что на войне люди бескорыстнее друг к другу (конечно, имеется в виду - к своим). И это неудивительно, - любая поведенческая программа запускается соответствующим раздражителем – самый лучший раздражитель для запуска программ, “защиты стада” – враг.

В мирное время, альтруизм менее необходим, и здесь больший шанс выжить, зачастую получает именно эгоист – поэтому в мирное время альтруистические программы существенно “притухают”.

Все это, в процессе эволюционного естественного отбора отложено в инстинктах, которые и являются базисом, на котором затем, посредством воспитания, формируется патриотизм – то есть потребность (в основе инстинктивная) защищать свое стадо, заботиться о нем.

Другое дело, что “свое стадо” у каждого свое – и вот какое стадо, человек будет воспринимать как свое – это уже дело воспитания – запечатления определенных образов, установок и выработки условных рефлексов.

Всем, наверное, известно учение Павлова об условных рефлексах. Формируются все эти рефлексы (относительно человека скажем мягче – установки поведения) на базисе инстинктов (вне инстинктов условные рефлексы не вырабатываются), при этом важной составной механизма выработки условных рефлексов является импринтинг (запечатление, англ. imprinting, - в этологии специфическая форма научения животных; фиксация в их памяти отличительных признаков объектов некоторых врождённых поведенческих актов).

Человек, как и любое животное, также проходит стадию имринтинга, и также как и животные человек наиболее “впечатлителен”, восприимчив к запечатлению поведенческих установок в детском возрасте.

Детство именно тот период, когда животное (и человек) наиболее восприимчив, к внушению, к запечатлению, к формированию стабильных, главных установок в поведении, в восприятии окружающих, в том числе и относительно установок “наши-ненаши”. Сильные, глубокие установки в поведении, сформированные в детстве, как у животных, так и у человека во взрослом периоде изменить очень трудно. Даже если под влиянием дрессуры (воспитания) эти установки внешне и будут изменены, то они подсознательно все равно останутся и всегда готовы дать рецидив.

Инстинкты ребенка - это еще открытый фундамент, на который можно положить очень разную кладку рефлексов, у взрослых там намощено столько, что привить что-либо новое, тем более, чтобы крепко держалось, очень трудно, а вот дети, в этот период, биологически предрасположены к восприятию (импринтингу) поведенческих установок.

Именно поэтому легче всего сформировать фанатика с ребенка, чем, к сожалению, и злоупотребляют взрослые.

Таким образом, именно в детстве человек запечатлевает главные поведенческие нормы и установки, в том числе и образ НАШИХ.

Но любой рефлекс требует закрепления, поэтому степень “патриотизма” будет определяться не только генетической врожденной предрасположенностью к “патриотизму” (врожденной “силой” базовых стадных инстинктов), но и степенью выработки и закрепления рефлексов.

Для лучшего понимания этого процесса немного остановимся на механизме воспитания.

В основе выработки любой поведенческой программы лежат определенные базовые инстинкты, которые и являются фундаментом, на котором и возможно формирование условных рефлексов и более сложного их выражения - поведенческих программ. Вне инстинктов (или хотя бы более простых безусловных рефлексов) поведения не существует (детально этот вопрос мы рассмотрим в следующем разделе).

На этом фундаменте инстинктов и более простых безусловных рефлексов, ложиться «кладка» воспитания, то есть выработки условных рефлексов.

Форма, размеры и архитектурные особенности любого здания определяются его фундаментом и тем, что надстроено на нем – настроить можно много и разного, тем не менее, именно фундамент задает определенные параметры-ограничения, за которые строитель, как бы ни хотел, выйти не может. Естественно, если фундамент крепок, могуч, то на нем можно возвести более крепкое, основательное здание, которое труднее будет пошатнуть внешнему воздействию, но даже самый крепкий фундамент, если над ним ничего не надстраивать так и останется фундаментом – место занимать будет, но функционально слабо развит.

Человек получает свои фундаменты-инстинкты от рождения, они не зависят ни от его воли, ни от желания – но вот процесс последующей надстройки, то есть, какое поведение будет надстроено на основании этих инстинктов, это уже будет зависеть от множества факторов, начиная от целенаправленного воспитательного воздействия и заканчивая влиянием тысяч случайных событий которые также способны повлиять на выработку поведения.

Естественно, если человек от рождения предрасположен к чему-то (сильно выражен базовый инстинкт), то проводить постройку (воспитание) значительно легче, не прилагая особых усилий, а рефлексы (поведенческие установки) окажутся сильнее и стабильнее, хотя, опять таки, нельзя недооценивать и роль «строителей» (тех, кто оказывает воспитующее воздействие), те же опыты Павлова и его последователей доказали, что серьезная, кропотливая работа по выработке и закреплению рефлексов (относительно человека можно сказать поведенческих установок), позволяет развить их очень существенно и сделать достаточно стабильными.

В тоже время, если инстинкт не раздражать (не вырабатывать условные рефлексы на его основании), то сила, выраженность данного инстинкта притухает, то есть сам по себе инстинкт это еще не поведенческая программа - это лишь ее фундамент, остов, - без выработки поведенческих программ или слабой их выработки, сила этого инстинкта останется слабо задействованной.

Все выше сказанное относиться и к выработке моральных установок. У человека есть и стадные (патриотические) инстинкты и эгоистические. Кто-то уже генетически более предрасположен, быть патриотом, кто-то менее, но, тем не менее, «уровень» патриотизма будет зависеть не только от генетической предрасположенности, но и от процесса выработки поведенческих программ, которые могут «раскрутить» определенный инстинкт или приглушить его, то есть от степени (силы) закрепления условных рефлексов, на базе этих инстинктов.

Учитывая, что стадные инстинкты, особенно, что касаемо борьбы с врагом – (вспомните «наши-ненаши») у человека очень сильны, то человек предрасположен к патриотизму, хотя степень «патриотических» рефлексов, на базе данного инстинкта, может иметь разную  степень «раскручености».

Другой вопрос, не менее интересный – это образ какого стада будет запечатлен (импринтингирован) в нашем сознании, в процессе выработки «патриотических рефлексов»?

И здесь уже возможны разнообразнейшие варианты, при этом, хотелось бы заметить, что человек (об этом уже говорилось раньше), как правило, за исключением отъявленных фанатиков, одновременно относит себя к нескольким стадам – государство, нация, семья, человечество, (кто – то еще идентифицирует свою «принадлежность», по расовому, классовому признаку или даже по хобби, или еще по каким другим критериям).

Между этими самоидентификациями часто возникают конфликты, а соответственно это и моральные конфликты. Разрешение их будет зависеть от степени доминантности их в сознании человека, то есть от того насколько сильно запечатлен (импринтингирован) уровень данного критерия «наших» и насколько сильно закреплены (раскручены) условные рефлексы, относительно данного критерия «нашести», а также от того насколько силен разрыв в уровне доминантности, между этими критериями.

И здесь иерархии доминантности могут быть разные, например:

 

А)

				РОДИНА (в первую очередь наши–это сограждане)
			Нация
		Семья
	Вера
И так далее ниже.

 

 

В)

				ВЕРА (наши, в первую очередь – это единоверцы)
			Семья
		Государство
	Сословие
И так далее ниже.

 

 

С)

				СЕМЬЯ
			Вера
		Нация
	государство
И так далее ниже.

 

 

Это лишь пару примеров иерархий стадной самоидентификации. В случае внутреннего «конфликта интересов» между самим собой, то есть между собственными конфликтными интересами, но по разному критерию самоидентификации, верх, как правило, берут интересы того стадо, которое более доминантнее в иерархии самоидентификации.

Один исторический пример я уже приводил, когда люди, для которых классовая самоидентификация оказалась доминантнее национально-государственной, без содрогания совершили и поддержали государственный переворот в Российской империи, при этом полностью развалив армию, государственную машину и парализовав экономику, и это в наиболее опасное для государства время – время войны с внешним врагом.

Но что для этих людей были интересы России, если доминантный уровень заняли интересы мирового пролетариата, а победа мирового пролетариата стала куда важней сохранения Российской государственности (которая на первых этапах революции вообще не предусматривалась).

Другим классическим примером нам может сослужить знаменитый Тарас Бульба, для этого казака, семья (сыновья) были дороги, но, тем не менее, интересы другого стада (казацкого товарищества) оказались доминантнее и, за предательство этих доминантных интересов, он убивает собственного сына Андрия.

В тоже время, много людей, в ситуации, когда надо спасти членов семьи или даже какие-то материальные интересы семьи (особенно если они очень важны), предадут Родину, соплеменников, или еще кого-нибудь (особенно если эти интересы не особенно важны).

Причина – у этих людей доминантный уровень в стадной самоидентификации занимает семья (хотя возможно у них вообще стадные рефлексы слабо выращены и доминируют эгоистические интересы).

Таким образом, подытоживая: моральная развязка конфликта будет определяться степенью доминантности интересов в иерархии самоидентификации, и важностью этих интересов.

Для иллюстрации второго тезиса наведу такой пример:

В Советском Союзе у многих людей был достаточно высок государственный (советский) патриотизм. Родина была если и не вершиной их стадной самоидентификации, то занимала одно из верхних мест, возможно даже выше семьи, то есть в ситуации войны эти люди не пытались бы выкрутить сына от армии, а отправили бы сражаться за родину, тем не менее, в нормальной жизни, эти же люди, работая, где-нибудь на фабрике или заводе тянули «в семью» все что было можно стибрить с родного предприятия.

В чем суть этого странного поведенческого явления.

Суть в том, что любой инстинкт, и рефлекс (поведенческая программа, сформированная на его основе), будь они слабы или сильны, запускается соответствующим раздражителем. И сила раздражителя также влияет на степень реакции - «резкость рефлекса».

Во время войны, враг олицетворяет наивысшую угрозу для доминантного стада (Родины), заглушая противодействие рефлексов связанных с отображением менее доминантных самоидентификаций, та к тому же угроза существует и тем интересам (скажем той же семье), поэтому сила раздражителя, а соответственно и реакции столь сильна, что поведение определяется угрозой этим доминантным интересам.

В тоже время, в мирное время, угроза доминантным интересам - интересам Родины, выражена не ярко (родина богатая, че ей станется, если я унесу пару досок со стройки), а раздражителей для «семейных рефлексов» уйма – недовольная жена, соседи «которые живут как люди», та и самому хочется жить по-людски.

То есть доминантность интересов (иерархия самоидентификаций) не изменяется, но на доминантные рефлексы действуют слабые раздражители, а поэтому и слабая реакция.

В тоже время, на рефлексы менее доминантного уровня действуют более сильные раздражители, вызывающие, соответственно более сильную реакцию, которая и «пересиливает» противостоящие им «патриотические» рефлексы, в виду слабой их раздражаемости, в данный момент.

По такому пути, могут на первый план выходить интересы любого уровня, даже если их «иерархический ранг» низок, но если ничто не раздражает (или слабо раздражает) те рефлексы, «которые старше», то «правят бал», те рефлексы (поведенческие программы), которые имеют, в данный момент, достаточный раздражитель.

Вот этот механизм и определяет «душевные муки», когда человеку приходиться бороться с самим собой и принимать решения, в ситуации внутреннего конфликта.

Легче всего фанатикам – у них четко выражено только одно стадо, - по какому либо признаку. Если самоидентификация по другим критериям и присутствует, то разрыв между доминантным «МЫ» и не доминантными «мы», столь силен, что душевных мук, в случае конфликта не происходит, а ради «НАШИХ» (для него по сути едино-выраженых) он готов на все. (А как уже замечалось, мораль включается «кнопкой» - «наши», на «ненаших» она не включается).

Что касается других людей, то им значительно сложнее. Если совершить «маленькое попрание» интересов менее важных «наших», ради «наших», которые поважнее, не сложно, то попрать особо ценные интересы, хотя и менее доминантного стада уже трудно, особенно если интерес более важных «наших», не так уж ценен, в сравнении с интересом «наших» пониже.

Например, экспроприировать имущество у «классового врага», человеку, для которого главный критерий «наших» - классовый, несложно, но если у него в сознании остались остатки «старых» самоидентификаций (православные, русские, или «все мы люди-человеки»), то уже убить ребенка классового врага, такому человеку будет трудно. Для этого необходимо чтобы мотивом был не менее важный интерес более доминантного уровня или необходимо напрочь вытравить у такого человека все «старые» самоидентификации, оставив только одну или те, которые ей не мешают.

Этим, по большому счету, и занимаются все агрессивные – «враго-ориентированые» идеологии и религиозные секты.

Для того чтобы из человека выдрессировать «готового на все» не обязательно ему внушать «плохие привычки», аморальные ценности, даже наоборот, лучше сформировать с него высоко морального патриота (чего-то), но – главное, внушить что «НАШИ» - это только и только…..

«Закругляясь», для примера такой «дрессуры» наведу еще один пример. Все, наверное, неоднократно смотрели фильм «Семнадцать мгновений весны», это, возможно, первый советский фильм, где нацисты показаны не как лубочные карикатуры-страшилки, а как более менее реальные люди.

И все мы можем вспомнить характеристики «на члена НСРП Германии», какого-нибудь обер или штандантер-фюрера такого-то: «…… честен, с товарищами, поддерживает с ними хорошие, ровные отношения, предан фюреру и родине, хороший семьянин, спортсмен и т.д…).

Я естественно уже дословно не помню, но если выбросить слово «фюреру», то перед нами предстанет характеристика глубоко и высоко-морального человека. Которыми кстати многие из них и были. Среди них действительно, наверное, было много людей «честных с товарищами, не подлых, отзывчивых, готовых отдать жизнь, скажем, бросившись спасать из под бомбежки какого-нибудь немецкого ребенка и т. д.), но вся беда в том, что им удачно внушили (импринтингировали установки, выработали рефлексы), что наши – это только и только арийцы. Остальные не наши. Поэтому на остальных – не арийцев (или не немцев) (включая наших с Вами отцов и дедов) мораль просто «не включалась».

Я хотел бы, чтобы меня правильно поняли, я не хочу обидеть ни чью память, и думаю, что ни чья священная память не пострадает, оттого, что люди лучше разберутся в «корнях» своего поведения, в том числе и морального.

Ведь если понял причины – можно усовершенствовать.

Подведем небольшие итоги:

Естественно, проведенное нами исследование не открыло новость относительно того, что, в принципе, добра и зла в природе не существует, как объективного явления – это всего лишь оценочные категории, которые характеризует любое воздействие на наши интересы (говорят еще благо), по критерию позитивного или негативного воздействия. Ключевое место здесь занимают доминантные интересы, таким образом, можно вывести сокращенную дефиницию понятия добро (того, что человек считает добром) – это то, что соответствует наиболее важным, доминантным интересам. – Но эту закономерность поняли еще древние философы античности.

Мы также не окрыли новость и относительно того, что человеческая мораль не является чем-то уникальным и абсолютно отличным. В действительности, в ее основе лежат «моральные инстинкты» присущие и другим животным, особенно стадным (естественно мы говорим об основе, фундаменте, на котором развит более высокий уровень морали уже культурного человека). Но это уже также сравнительно давно известно,  по крайней мере, со времен Конрада Лоренца.

Кстати надо заметить, что у человека мораль отнюдь не самая лучшая. Существуют виды, например гиеновые собаки, куда моральнее человека.

Но, при всем понимании истиной природы морали, достигнутом как философами, так и этологами, по мнению автора, даже этологами было недостаточно акцентировано внимание на том, что мораль у человека имеет не только животное, инстинктивное происхождение, но она у него стадная.

Именно этой важной отличительной особенности человеческой морали и приделено основное внимание данного раздела.

Для человека, как стадного животного, стадные (общественные) интересы, достаточно значимы, поэтому, опять таки, как правило, «сфера добра» включает и критерии соответствия наиболее важным общественным интересам (куда относятся и индивидуальные интересы признаваемые обществом).

Правда, здесь есть одна сложность. - Необходимо заметить, что государство (правящий социальный слой) постоянно пытались и пытаются нам внушить, что самыми общественно важными для нас, есть как раз интересы государства (то есть их – тех, кто при власти). Но при этом, во все века, простого человека не покидало сомнение, что почему-то интересы общества (народа), чей-то часто не очень совпадают с теми «общественно-важными» интересами которые народу пытались все время «втереть».

«Наиболее общественно-важные интересы (ценности) пропагандируемые и навязываемые властью, зачастую чей-то мало соответствовали интересам большинства простых граждан или вообще им противоречили, но удивительно совпадали с интересами тех, кто при власти.

За столетия и тысячелетия мало что изменилось, как сказал бы Эклизиаст «так было и так есть».

Это не значит, что интересы народа и власти обязательно противоречат, часто они и совпадают, но, тем не менее, всегда надо внимательно анализировать, действительно ли официально провозглашаемая (пропагандируемая) мораль соответствует интересам общества или за ней «торчат ушки» интересов только тех, кому принадлежит власть.

 

Но мы, уважаемый читатель, еще не закончили исследовать мораль. Автор будет все же не совсем прав, выдвинув тезис, что мораль у человека, в своей основе, только естественная природная мораль», слово «только» не совсем соответствует действительности. Поэтому, теперь перейдем к рассмотрению действительно уникального явления в области морали, присущего только человеку.

Есть одна чувственная сфера, ярко выраженная только у человека – это чувства жалости, сострадания. Чтобы понять природу этих моральных свойств человека нам также нет необходимости изобретать велосипед. Еще Чернышевский неплохо раскрыл сущность проявления этих моральных чувств человека, их природу – жалея кого-то, сострадая кому-то, на самом деле человек жалеет себя.

Правда, в то время психология была еще не так развита и Чернышевский приводил примеры более близкие к осознанному эгоизму – он, например, приводил пример, как вдова голосит об умершем муже: «на кого ж ты меня покинул, как же я теперь без тебя буду…..».

Как видим, вдова скорее печется о себе, нежели об умершем муже.

Но в большинстве случаев, такой эгоизм явно не просматривается, он скорее подсознателен, но он также основа жалости.

Еще в детстве Ваш смиренный слуга начал замечать, что когда он жалел кого-то или что-то, например сломанную игрушку, то обязательно присутствовал, возможно, еле заметный элемент: «а если б мне было так больно», (в детском воображении подразумевалось, что игрушке может быть больно).

Наблюдая, по телевизору, за соревнованием каких либо команд, автор, как правило, болел за проигрывающую (при этом с изменением результата предпочтения менялись) – причина такой странности? Все та же – автор, зная, как обидно и неприятно проигрывать, проецировал (еще может быть только возможные чувства проигрывающих) и ощущал неприятные чувства проигрывающих, их обиду, поэтому и болел за них.

Как видим, в действительности он жалело себя, а не проигрывающую команду. В основе лежала ощущаемая проекция «на себя» - «а как бы мне было бы неприятно».

Если уважаемый читатель внимательно присмотрится к своему чувству жалости, сострадания к кому-либо, или к чему-либо, то и он увидит, что для того что бы пожалеть кого-то, необходимо ощутить чужую боль как свою – и пожалеть себя.

Этим чувство жалости (необходимо учитать и его влияние на чувство справедливости), коренным образом отличается от других моральных чувств человека, в основе которых лежат стадные инстинкты - защиты своего стада и заботы о его членах и родительские (семейные) инстинкты заботы о сородичах, в первую очередь о потомстве.

Как уже автор замечал выше, любой инстинкт, имеет эгоистическую природу, направленную на выживание и, главное, продолжение рода (генетической информации), но стадные и родительские инстинкты обрели автономную генетическую природу и действуют уже как бы как сугубо альтруистические, запускаясь соответствующими раздражителями, например присутствие врага.

Жалость – это 100% эгоистическое чувство, оно не имеет автономного механизма запуска, без сознательной или подсознательной проекции «на себя».

Кстати, эту зависимость уловили практически все религии, поэтому и они, воспитывая мораль – апеллируют к человеческому эгоизму. Посмотрим основоположные моральные «заповеди».

 

Если внимательно присмотреться к выделенному жирным цветом, то становиться заметно, что практически все религии, чтобы пробудить в человеке моральные чувства обязательно апеллируют к эгоизму, к личным шкурным интересам индивида, пытаясь, умело задеть струны личного эгоизма, и способность человека проецировать на себя.

В основе уникального чувства жалости, сострадания (а возможно и вообще способности сопонимать другого), присущего действительно только человеку, лежит уникальное свойство, также присущее только человеку – сильно развитое воображение, не характерное даже для самых развитых животных, способность в уме вообразить любую картину, абстрагируясь от конкретики обстоятельств, таким образом, вообразив и ощутив себя в шкуре «того, кому плохо».

Таким образом, механизм этого чувства определяется двумя свойствами (способностями) человека: - интеллектуальными (способностью к воображению, абстрагированию) и степенью эмоциональности каждого индивида.

При этом существует определенная «взаимозаменяемость». Скажем, возможно, человек, не обладает особым воображением, интеллектуальными способностями, но очень эмоционален, восприимчив, то есть очень чувствительна «проекция на себя» - ему достаточно малейшей «картины» чтобы воспринять проблемы другого. С другой стороны, человек, обладающий высоким интеллектом, хорошим воображением способен настолько ярко вообразить «проблему», что также ощутить ее на себе, хотя разум, не способен полностью компенсировать отсутствие эмоциональной восприимчивости.

Самый худший вариант – человек тупой и «твердокожий», то есть ни эмоционально, ни интеллектуально не способный к «проекции на себя».

Конечно, воспитанием (выработкой условных рефлексов) можно, естественно, в определенных размерах, развить любое чувство, но, тем не менее, осмелюсь утверждать, что это моральное чувство сильно зависимо от врожденной генетической предрасположенности.

В чем уникальная отличительная особенность этого чувства (кроме 100% эгоистической природы) – это, то, что это единственный сегмент морали независимый от стадной природы человека.

Только человек обладающий, в достаточной мере, таким чувством способен пожалеть, сострадать даже к тому, кого он не воспринимает как «нашего».

Остальная человеческая мораль – это мораль, как я ее называю, - «а кто тут против наших?». Ее сфера – это не жалость и сопонимание – это защита «наших».

Анализируя поведение приматов открытых саван или других стадных животных, мы можем увидеть что доминанты, угнетающие низкоранговых особей, да просто издевающиеся над ними, в случае присутствия врага, отчаянно, «героически», зачастую жертвуя жизнью и здоровьем дерутся с врагом, как бы защищая и этого униженного, хотя после того как опасность исчезнет, доминант тут же возобновит притеснение низкоранговых. Таким образом «стадная мораль» обезличена, по своей сути, и направлена на защиту стада как такового и индивида лишь постольку, поскольку он член стада.

Человек, с такой развитой «стадной моралью», может грудью закрыть вражескую амбразуру, или совершить подобный рискованный геройский поступок, но, выживши, тут же жестоко обращаться с теми, кто ниже, слабее.

Кстати и история дает немало таких примеров. Скажем, какой-нибудь идейный НКВДист, на войне, мог не задумываясь отдать жизнь «за советский народ» и в тоже время уйму этого спровадить на Колыму или отобрав последний хлеб обречь на голод. Так как в мирное время, в ситуации отсутствия войны, это уже не те «наши», за которых «на бой с врагом» - это низкоранговые наши которые представляют опасность для «великого иерарха» или просто ничтожные низкоранговые, отобрать кусок хлеба, у которых, всегда было морально, с точки зрения высокоранговых.

Таким образом, в отсутствии врага или какой-то общей важной цели, действуют не коллективистские инстинкты (по сути, внешне ориентированные), а внутрииерархические, характерные агрессивностью и эгоизмом.

И это нормальная природная стадная мораль любого примата, включая человека. Ибо именно такое поведение наиболее оптимально для выживания и продолжения рода. – Враг, опасность являются наиболее сильными раздражителями для запуска коллективных рефлексов, выработанных на основании стадных инстинктов. Выше уже писалось, что в такой ситуации альтруист зачастую имел больший шанс выжить, чем эгоист. В этой же ситуации, ослабляется внутристадная агрессия, которая переориентируется на врага – «все на борьбу с …». В том числе включается инстинктивный механизм защиты «наших», потребность в заботе о «наших».

Но если врага нет, то начинается внутристадная иерархическая борьба за «место под солнцем». Естественно, существуют и многие другие объединяющие интересы кроме борьбы с врагом, но если и они слабы, не четко выращены, осознаны и восприняты, то нечему запускать коллективистские рефлексы и здесь открывается свобода для «личных интересов». Здесь уже альтруизм не столь выгоден и даже зачастую наоборот. Нельзя сказать, что он совсем невыгоден – но здесь нет сильных раздражителей для запуска стадных коллективистских рефлексов, здесь уже действует механизм взаимности – «ты мне я тебе», этот механизм даже математически хорошо выразил Доккинз, в своей известной работе «эгоистичный ген».

Но для оптимальной работы данного механизма уже нужен достаточно высокий интеллектуальный уровень людей (не зря Чернышевский считал идеальным обществом общество «разумных эгоистов»).

Возможно только этот механизм, в совокупности с уникальной, именно человеческой способностью к сопониманию (проекции на себя) чувств другого и поддерживает мораль в человеческом обществе в «мирное время», когда ослабевает стадная мораль.

 

Оглавление