§                                                                                ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЭГАЛИТАРИЗМА

 

Во вступлении я уже останавливался на тех услових в которых «ковался» генотип человека и, учитывая эти условия, – условия жесточайшей иерархической борьбы, мы можем сделать однозначный вывод не только о том, что в раннем первобытном обществе саванного периода, не могло быть и «тени» демократии, но и о том, что в генах человека, в его природе не заложено стремление к равенству и демократии. Человек существо иерархическое, а значит генетически тоталитарное.

Дольник пишет: - «Мы видим, что в первобытном стаде предков человека не могло быть и тени равноправия. "Первобытный коммунизм" - выдумка кабинетных ученых прошлого века… Иерархическое построение людских группировок неизбежно, ибо никаких иных врожденных программ в этой области у нас нет, и мы с этим ничего поделать не можем (вспомните: "нет программы - нет сколько-нибудь эффективного поведения"). Всякий раз, когда мы хотим создать порядок в группе, начиная с двух человек. (например, пилотов или космонавтов), мы одного назначаем старшим, т. е. всегда берем за основу принцип соподчинения»[1].

Но ведь демократические общества, которым присущи эгалитарные черты (равенства) существовали и существуют (правильнее было бы сказать либеральные, но об этом позже). Когда же и как, у человеческих сообществ появилась эта «странность»? Когда в благородной чреде естественных, природных тоталитарных сообществ сосуществования людей, появился этот «гадкий утенок» свободы?

Сторонники договорной теории и теории природного права утверждают, что «человек изначально (в "естественном состоянии") чувствует за собой право на свободу и собственность и хочет, чтобы они были защищены от посягательств. Хотя, при этом склонен посягать на свободу и собственность других».

Термин «чувствует», наверное, не совсем правильно означает, то, что действительно чувствует человек. Вряд ли он чувствует непосредственно «право на свободу». Как иерархическое стадное животное, с гипертрофированным инстинктом иерархической борьбы и неутолимой жаждой занять «место повыше», человек может чувствовать лишь инстинктивное желание быть выше других и, одновременно, инстинктивно очень болезненно психически воспринимать, если кто-то «над ним».

И лишь учитывая это, мы сможем правильно понять, какой свободы хочет человек. – Это, в первую очередь, свобода «ДЛЯ СЕБЯ». Чтобы надомной не было иерархов, – Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ НИЖЕ ИХ, НО Я (очень часто) ХОЧУ БЫТЬ ВЫШЕ (значимее) ДРУГИХ. Я хочу, если это соответствует моим интересам - посягать на свободу и собственность других.

(Кстати это не мойо утверждение – сия человеческая натура «замечена» гораздо раньше и хорошо описана, например уже у Гоббса в его Левиафане).

А теперь спрашивается, как такое существо, с такими «желаниями», с такой «натурой» смогло создать демократические сообщества?

"Договорная теория" отвечает так: люди во взаимных интересах договариваются об ограничении своих прав таким образом, чтобы право на свободу и собственность было обеспечено всем. При выработке законов и решении спорных вопросов они опираются на некие нравственные постулаты, которые есть в каждом человеке. Созданное таким образом государство продукт борьбы разума против "естественного состояния"…

Итак, демократия - продукт борьбы разума с теми животными инстинктами людей, которые толкают их самособираться в жесткие авторитарные иерархические системы. Демократия использует и позволяет большинству людей реализовать другие инстинктивные программы, тоже заложенные в человеке - желание быть свободным, потребность иметь собственность (включая землю, дом, семью), запрет убивать, грабить, отнимать, воровать, притеснять слабых. Демократия использует неизбежную для человека пирамидальную схему организации и соподчинения, но путем избирательной системы, разделения законодательной, исполнительной и судебной властей и независимостью средств информации[2].

Что ж обьяснение приятное, но не достаточно убедительное. Разум не владеет той силой, которая позволяет ему побороть «естественное состояние». Он не может создать «демократию» там, где для нее нет «естественных предпосылок». Тем более что «жажда свободы» у человека специфична – она не очень то предпологает свободы для других. Наоборот, человеку свойственно воспринимать других не так уж и свободными по отношении к СЕБЕ (драгоценному).

Так что просто так, с «бухты-барахты» люди не могли договориться об установлении демократических взаимоотношений равенства и свободны. Сначала должны были появиться «естественные условия». Попробуем рассмотреть, когда же появились условия для появления человеческих сообществ основаных на «противоестественной» - демократической основе.

Уже говорилось о том, что степень жесткости иерархий, степень их «тоталитарности» зависит от уровня «привязаности» особи к стаду. - Чем более зависима особь от стада (ее выживаемость и продолжение рода), - тем более жестка иерархия. То есть, чем более стадо «сжато», «централизовано», чем менше особь имеет возможностей избежать власти «вышестоящей» особи  – тем больше она «раб» стада, «раб» иерархии. Соответственно - возможности «избежать общества», «ухода из под иерархии» повышают независимость особи, делают ее свободной.

Таким образом, для появления эгалитарных сообществ, взаимоотнешения в которых основаны на принцыпах равенства, а иерархии не жестки и демократичны, необходимым и обязательным условием было – ОСЛАБЛЕНИЕ ЗАВИСИМОСТИ ЧЕЛОВЕКА ОТ СТАДА. Только когда появилась возможность выживания без стада и вне стада, когда появилась возможность уйти из стада, только когда человек перестал быть «природным рабом» стада – только тогда появились «естественные условия» для возникновения эгалитарных отношений и обществ основаных на таких отношениях (отношений равенства).

Но мы ведь знаем, что ранние гоминиды (маленькие, слабые, слабовооруженные приматы) на открытой местности саван не могли выжить в одиночку. Таким образом, в те времена не могли появиться эгалитарные (не жестко иерархичные) сообщества.

Когда же они появились? Правильнее было бы сформулировать вопрос иначе – когда появились условия позволявшие человеку выжить вне стада и уйти из стада, если оно слишком «давило»? Попробуем сначала выяснить какие это условия.

Во первых – это уход из открытых пространств. На открытых пространствах саван, степей, пустынь и полупустынь человеку не выжить в одиночку. – Нет укрытия! Нет возможности укрыться не только от хищников, но и от других «стад» себе подобных, которые вероятней всего воспримут чужака на их територии (хотя бы в данный момент) как врага. Нет возможности укрытся и от своего собственного стада (от иерархов, их власти). Таким образом, первоначальное условие – это переход из саван в лесную местность.

Во вторых - человек должен был стать сильнее и вооруженней, чтобы повысить как свою защищаемость, так и эффективность охоты.

Дать точный хронологический ответ на вопрос, когда появились эти условия, сегодня трудно. Поэтому попробуем сначала рассмротреть более близкий нам период, когда эти условия уже существовали точно.

Существует легенда (она нашла свое отражение в художественном фильме о Киевском князе Владимире крестителе), что в те времена (тысячу лет назад), даже сыновья князя, для проверки их на мужественность и выработку воли, вывозились на год в лес, при этом все, что им предоставлялось – это одежда, какая на них есть и кинжал. Через год забирали – если выжил. Может эта легенда относительно личности княжеских отпрысков и несколько приукрашена но, тем не менее, мужчина-охотник в те времена уже мог выжить в одиночку.

Что же позволяло одинокому охотнику выжить в лесу?

Во-первых сам лес. При той архинизкой плотности населения, которая тогда существовала, при наличии в те времена лесных труднопроходимых и необжитых чащеб, человек без труда мог найти надежное укрытие (в первую очередь от других людей).

(Даже в наше время староверы Лыковы умудрились затеряться в тайге уже в советские времена, пережили войну, ничего о ней не зная, и лишь накануне перестройки были случайно «найдены»).

Овладение копьем, а позже и луком (или пращей) существенно повышало не только «обороноспособность» человека, но и эффективность охоты. Ведь копье (лук, праща) не только повышали вооружонность человека при встече с хищником или крупным «обьектом охоты», но и не менее важно то, что они «удлиняли» руку охотника. Ведь дичь «помельче человека» имеет свойство бежать от охотника и «голыми руками» ее трудно поймать. Копье, которым дичь можна было поразить уже на растоянии, а тем более лук или праща (духовая трубка, бумеранг) позволяли уже эффективно «догонять» всякую «мелкую живность».

Ведь биосистемы в дикой природе так построены что, как правило, мелких животных не только в количественном отношении больше чем крупных, но и в масовом. Так, например зайцев не только по количеству больше чем лосей, но и общая их маса (как обьекта охоты) значительно больше, чем маса лосей на даной територии. Маса плотвы в речке не только значительно больше, чем масса щук и судаков, но и больше чем масса лящей (более крупная травоядная рыба). Таким образом «мелкая живность более надежный и доступный источник питания. Копье, а позже лук, праща сделали человека  менее зависимым от «капризов» среды обитания. Крупные животные могут быть или не быть, а вот всякая «мелкая живность» всегда найдеться, а в те времена – и обильно.

Еще одним условием была трансформация руки человека, в первую очередь кисти. Ведь умело, а значит эффективно, использовать то же копье мог только человек с развитой (современной) кистью и хорошей координацией движений. Все мы видели в документальных фильмах как неумело (очень неуклюже) пользуються палками и прочими орудиями обезьяны. Их движения, неуклюжий захват палки напоминают движения руки человека, у которого очень замерзли руки. Да и сам читатель может припомнить (если кому приходилось), что если руки сильно замерзают (как говорят, что аж пальцы стынут), то они стают, на удивление неуклюжи. Какую нибуть палку (топор, карандаш) скорей всего получаеться взять «по обезьяньи», с захватом предмета кистью, а не пальцами (застывшие пальцы «трудноуправляемы).

Описанныее трансформации позволили человеку к тому же эффективно и масово задействовать еще один источник питания – водную среду. Сам автор еще лет с тридцать тому, будучи школьником, в небольших болотцах на киевщине (которые на сегодня в основном осушены) мог за несколько часов, примитивным сачком или даже голыми руками наловить ведро карасей. Старожилы рассказывают, что еще в 50—60 годы прошлого столетия любой «пацан» одной удочкой в Десне за час-другой легко мог поймать ведро плотвы. Можно только представить, сколь обильны рыбой и прочей живностью были реки и озера несколько тысяч лет назад. Таким образом, живность рек и озер была обильным и надежным источником пищи для одинокого охотника.

В работе Бодрухина В. М., “Позние кочевники восточноевропейской степи” (Луганск 2002)[3], приведены сохранившиеся воспоминания о том, что когда некоторые кочевники (татаро-монголы) настолько обедневали, что даже теряли коней, то они добывали пищу рыбалкой в Днепре и притоках – самый гарантированый источник пропитания.

Вообще недостаток исследований привел к тому, что сформировавшиеся взгляды на жизнь первобытного человека (позднего – ловкого охотника вооруженного уже копьем), как очень тяжкую и вечно впроголодь, не совсем  соответствуют действительности.

Мариот Соллинз, в своем исследовании «Экономика каменного века» (перевод с английского М., 1999) проводит интересный, очень пунктуальный и математически просчитаный, достаточно убедительный анализ того, какова была жизнь первобытного охотника, анализируя жизнь современных «первобытных» охотников и сохранившиеся  документальные описания, за последние несколько столетий.

Я приведу лишь несколько примеров из этой книги.

Анализируя данные хронометража «времяпровождения» австралийских аборигенов и бушменов он пишет «Женщина (бушмены) за один день собирает достаточно еды, чтобы кормить свою семью три дня. И остальное время проводит, отдыхая, занимаясь рукоделием, навещая другие стоянки или принимая гостей с других стоянок… Мужчины как будто склонны работать интенсивнее, чем женщины, но их порядок жизни не являеться столь равномерным. Нередко мужчина со страстью охотиться всю неделю, а потом не ходит на охоту в течение двух или трех недель. В такие периоды хождение в гости и различные развлечения, особенно танцы, являються основным занятием мужчин». Но это бушмены, живущие не в очень то и обильных условиях сухих саван.

А вот пример из жизни тех первобытных охотников, кому со средой повезло несколько лучше. - «Абсолютно надежный пример дают хорошо обеспеченные водой районы Юго-восточной Австралии. Там аборигены были облагодетельствованы рыбными ресурсами столь обильными и легко доступными, что одному скватеру, жившему и занимавшемуся хозяйством в Виктории 1840-гг, осталось только задаваться вопросом: «Как эти люди умудрялись убивать время, пока не явился мой отряд и не научил их курить?[4]»

В лесной зоне, как правило, обильной реками и озерами, рыба была надежным источником пропитания и для одинокого охотника, случись ему такая нужда. Кроме этого необходимо не забывать, что кроме рыбы в реках и озерах водиться (а уж тогда водилось то) множество всякой прочей живности. А первобытный охотник вряд ли был брезгливее французов.

Еще и сегодня первобытные охотники, где нибуть в дебрях Амазонки или на берегах Океании ловят рыбу (обычно крупную) с помощью маленького легкого копья. Таким образом «ловкая» рука и копье были надежным гарантом «одиночного прокорма».

Кроме того, копье в руках умелого опытного охотника было уже очень грозным оружием обороны. Известно, что во времена уже той же Киевской Руси молодецкой забавой была охота в одиночку с рогатиной (копьем) на медведя. А охотники некоторых племен в Африке до сих пор могут с таким же оружием в одиночку «ходить» на льва. Таким образом, взрослый, нормальный здоровый (больные и слабые тогда не очень то выживали) мужчина в одиночку, с одним лиш копьем мог уже успешно защитить себя, и даже напасть на самого крупного и опасного хищника нашей местности тех времен – медведя или льва в Африке.

Подытоживая: - таким образом, условиями, которые позволяют выжить человеку (в первую очередь мужчине-охотнику) вне стада (быть независимым от него) было:

-         переход к жизни из открытых пространств в лес, или местности с наличием значительных лесных масивов,

-         трансформация руки самого человека и улучшение общей координации его движений, что давало возможность очень умело использовать уже копье (лук появился значительно позже):

-         и увеличение физической силы человека (рост, вес), что позволяло эффективно в одиночку (с одним лишь копьем) защитить себя от хищника.

Когда же появились эти условия? Скорей всего не ранее периода неандертальца. Неандерталец уже в основном соответствовал данным условиям. Известно, что неандертальцы уже жили в лесной местности, например, современной Европы, были уже достаточно физически сильны, имели сравнительно развитую кисть и были хорошими охотниками использующими копье.

Правда, наличие во времена неандертальцев очень крупных и сильных хищников (пещерный медведь, саблезубый тигр), с которыми он скорей всего не мог справиться в одиночку, возможно, отодвигает период сбрасывания «оков рабской зависимости» от стада на более поздний период – период кроманьйонца, когда такие крупные хищники исчезли.

Еще есть один фактор, на котором хотелось бы остановиться. Известно шутливое (но не лишенное доли истины) выражение, которое гласит: «бог создал людей разными – маленькими и большими, сильными и слабыми, а Кольт (изобретатель многозарядного револвера) всех сделал равными.

Изобретение копья и ловкое владение им, хоть и не в такой степени как револьвер, но все же также служило – установлению «демократии». Так как теперь даже менее сильный, но более ловкий мужчина мог поучаствовать в борьбе за «место под иерархическим солнцем». Но этот фактор все же нельзя слишком переоценивать, он не самодостаточен. Как показывает даже современная история, сам этот фактор без других (особенно возможности избежать власти) мог только изменить иерархию «в лицах», но не установить эгалитарных отношений.

 Появление анализированых выше условий впервые в существовании вида Homo, создали несвойсвенные этому виду условия жизни и существования – условия возможности быть независимым от стада. Эти условия и стали «естественными предпосылками» для победы над «естественным состоянием». Что ж приступим «поближе» к свободе и демократии.

Теперь, когда человек мог выжить в одиночку вне стада, и стадо (иерархия) уже не могли безраздельно и безпредельно владеть им, -  если угнетение со стороны иерархов (давление иерархии) становилось невыносимым, человек (отник) мог без труда сбежать от стада (та к тому же увести за собой и самку). Условия жизни племен охотников тех времен непрепятствовали этому. Как уже говорилось, в лесной местности (в отличие от степи, где велась загонная охота) основным и более надежным обектом охоты являеться «мелкая живность» и рыба. Охота на эту дичь «крупными колективами» бессмыслена, так как «добыча» слишком скудна для «большой компании», а главное специфика охоты на нее не требует колективной охоты. Более «рентабельно» когда каждый охотник добудет по зайцу, чем все, всей юрбой будут гонять одного зайца.

И сегодня «первобытные» лесные охотники в дебряг Амазонки охотяться, как правило, в одиночку или небольшими групами по два-три человека. Причем охотники могут уходить на поиски дичи (если рядом ее нет) от стада на достаточно большое расстояние. Достаточно далеко от стоянки, в поисках сьестного, могут отходить и женщины.

Таким образом, охотник которого стадо «обижало» мог без труда «невернуться с охоты», та еще и увести с собой самку. Пока бы стадо спохватилось, он мог уже уйти очень далеко и, уходя все дальше затеряться в лесных дебрях. Тем более малочисленным лесным стадам охотников-собирателей проводить длительные поиски на широкой територии было невозможно.

Теперь впервые сложилась уникальная ситуация когда стадо стало более зависимо от индивида чем индивид от стада. ВПЕРВЫЕ, в определенном смысле, уже стадо более нуждалось в  индивиде, чем индивид в стаде.

Ведь более многочисленному и «шумному» стаду (племени) труднее спрятаться от врагов, чем одинокому охотнику. Жесткий тоталитарный иерарх «в одно прекрасное утро» мог оказаться без стада или «изредить» и ослабить стадо настолько, что оно становилось беззащитным перед другими стадами.

Как известно, даже павианы и анубисы «договариваються» для совместной иерархической борьбы. Естествеенно, человеку обладашему уже разумом и языком, обьедениться было еще легче. Если и не для того чтобы сбросить иерарха (или групу сильных иерархов), то хотябы, для того чтобы «сбежать» и основать свое стадо. Если бы и в нем проявились «тоталитарные тенденции», то и такое бы стадо распалось.

И так до тех пор, пока бы члены этого стада не осознали бы, - что они все иерархи даного стада, находящиеся на одной иерархической ступени. И не стали-бы поддерживать такую иерархию – иерархию, где ОНИ ВСЕ ИЕРАРХИ, на одной иерархической ступени (могущие руководить и не позволяющие произвол над собой).

В этом отношении интересен случай с Миклухо-Маклаем – когда он спросил первого повстречавшегося ему туземца из абсолютно эгалитарного племени «кто у вас вождь», то туземец ткнул себя в грудь, что он. И так же делали другие туземцы. Заметьте, уважаемый читатель, никто из них не сказал, что у нас нет вождей, а каждый считал себя вождем (совождем) и не приемлил вождя над собой. - ОНИ И ЕСТЬ ВЕРШИНА ИЕРАРХИИ.

Естественно и в эгалитарных сообществах имеються вожди, но эти вожди условные – они временно НАЗНАЧАЮТЬСЯ (выбираються) остальными (вождями постоянными) и могут быть смещены в любой момент. Сдесь иерархи – выдвигают координатора из своих рядов – он первый, но среди равных. Так, кстати и именовался король в раннефеодальной Европе, когда феодалы называли и воспринимали короля «как первого СРЕДИ РАВНЫХ».

Из этого я сформулирую вывод, который буду дальше аргументировать, что «свободное общество – это общество людей чуствующих себя иерархами».

Свобода – это способ сосуществования сюзеренов, но не черни.

Низкоиерархичные особи, - «чернь», дно общества, выражаясь по Дольнику «подонки стада», не способны построить свободное либеральное общество, они могут строить только тоталитарные иерархии.

Обосновывая обязательную необходимость возникновения сначала «естественных  условий» для возникновения «демократии», ты уважаемый читатель мог видеть, что автор не умаляет значение «силы разума». Тем не менее, на «открытых пространствах», там,  где особь не имеет возможности «убежать» от стада и выжить вне его, сила разума, почему-то непобеждает.

Для еще одной иллюстрации первоочередности «естественных условий» автор наведет еще один пример. В средние века, когда Украина входила в состав Речи Посполитой (Польшы), на ее територии было крепостное право. Но, в западных областях крепостные отрабатывали до 4-5 и даже до 6 дней внеделю, в то время, когда в восточных и южных областях граничащих с «диким полем» и запорожской казачьей вольницей крепостные повинности не превышали 2 дней.

Чем было определено сие отличие – силой разума? Вряд ли мы можем допустить, что помещики на востоке и юге были гуманистами или крестьяне западных областей глупее. Нет, дело не в «силе разума», а в разных естественных условиях».

Крестьяне восточных и южных територий жили в непосредственной близости с «диким полем» и казацкой вольнисцей и при малейшем перегибе со стороны помещиков, крестьяне без всяких трудов могли сбежать на необжитые земли. В то время когда галицким крестьянам сбежать было некуда, вернее много труднее. Перебираться им пришлось бы по густо заселенным териториям с польской администрацией и полицией. Если одинокому мужчине сбежать еще можно было, то сбежать с семьей и семейным «скарбом» было архи трудно. А вот южанам и схиднякам – ноу проблем.

Вы можете спросить, - почему же тогда он все-таки терпел эти 2 дня панщины?

Для выяснения этого вопроса следует обратиться несколько выше, к разделу о власти и посмотреть представленную там схему.

Мы могли видеть что «избежание» власти определяеться возможностями и волей «сбежать». Возможность у крепостных юго-востока как раз была, а вот что касаемо воли?

Казацкая жизнь хоть и вольная, но тем неменее полна опасностей? Рядом, буквально «под носом» кочевья татар – жизнь казака – жизнь вольная, но это жизнь воина, жизнь рядом со смертью. И не каждому человеку она по нутру и по силам. Кто-то, как говориться, создан для более спокойной крестьянской жизни – жизни земледельца. Жизнь севернее запорожских земель, которые первые принимали удар татар, хоть под какой то защитой вооруженных магнатских отрядов (а они были очень сильны), хоть и не была полностью защищена от набегов и разорения, тем не менее, все же была поспокойнее опасной казацкой жизни. И 2 дня панщины – это была та плата, которую крестьяне «терпели» получая соответсвенные преимущества описанные выше.

Такой «баланс власти», определяеться соотношением возможностей ее избежать и волей (определяемой плюсами и минусами «власти» и личными субьективными характеристиками лица) и устанавливаеться самой жизнью.

Таким образом, уважаемый читатель, мы пришли к тому выводу, что «естественными условиями», которые создают предпосылки для установления эгалитарных взаимоотношений в человеческих сообществах являються. в первую очередь,  возможности избежать власти, избежать «порабощения» со стороны власти. Что, в свою очередь, определяеться как возможностями, так и желанием (волей) избежать власти над собой. Какова (воля), в свою очередь, определяеться как обьективными (что человек приобретает, сбежав» и что теряет), так и субьективеными факторами, определяемыми личными особенностями характера определенного индивидума или, при экспраполяции понятия «характера» на общество, сложившимся мировозрением и ценностями данного общества

 

В этом отношении (в отношении природы эгалитаризма), автор попробует выдвинуть несколько смелую гипотезу, о возможно двух глобальных путях цивилизационного развития человечества: лесном-эгалитарном (индоевропейких народов) и пустынно-степном (азиатских народов).

Народы леса (а это преимущественно индоевропейские и частично ряд африканских народов), прошли достаточно длительный путь (в несколько десятков, а возможно сотен тысяч лет) лесной жизни маленькими эгалитарными племенами, во время которой соответственно происходил естественный отбор «на демократичность», (людей с чрезмерными тоталитарными замашками такое племя вытеснило бы), в то же время, многие азиатские народы никогда не имели условий для эгалитарных отношений.

Именно этот фактор определил два цивилизационных пути развития человечества.

Европейские народы прошли определенную селекцию на «эгалитарный способ  сосуществования», который отобразился видимо и в генетических програмах, хотя за последние тисячу-полторы лет класового расслоения и крепостного права наверное произошла и определенная частичная антиэгалитарная селекция.

Многие азиатские народы возможно никогда не знали эгалитарных отношений – их древние, средневековые и современные государства и общества – прямые потомки «саванных племен» которые всегда были строго иерархичны и тоталитарны и никогда не проходили этап эгалитарных сообществ.

Возможно, поэтому так разняться их цивилизационные пути. Я не отрицаю исторические, экономические и прочие условия, тем более автор в этом же разделе утверждал, что основа всего естественные условия. Но возможно разные естественные условия, пройденные этими цивилизациями отложили свой отпечаток и на генотипе.

Ученые провели опыт: - если европейского младенца запеленать и положить вниз головой (что неудобно) то он будет ворочаться и пытаться перевернуться. Младенец-китаец будет лежать, как правило, смирно и покорно.

В тоталитарных обществах именно покорность дает больший шанс выжить тому, кому не посчасливилось попасть на достаточно высокую ступень иерархии.

Даже темперамент «азиатов» похож на теиперамент характерный для жеских тоталитарных приматов: - более (европейцев) вспыльчивы, более агресивны, склонны (если получают возможность) доминировать и в тоже время, более покорны ВЛАСТИТЕЛЮ, покорность характерная черта «азиатского общества». – Повышенная агресивность к тем, кто слабее и большая покорность иерарху, особенно «вожаку стада» - не наследники ль это «саванных приматов», никогда не знавших «селекции лесом», эгалитарного способа сосуществования.

Это отличие просматриваеться даже в отношении к женщине. Даже у обьезьян, у более эгалитарных (лесных) видов, например бонобо, отношение к самкам куда лучше и демократичнее, в то время когда самка бабуинов или других обезьян открытых пространств полностью бесправное существо. Похожее положении и у «женщины-востока».

 

Таким образом, усиленная привязаность жителей к стаду, в первую очередь на териториях которые всегда былы «окрыты» и где был утруднен «побег» способствовала «мягкой» трансформации «тоталитарного» иерархического стада первобытных людей, в такое же иерархическое по форме протогосударство–дворец, развитой формой которых стали восточные деспотии, с азиатским способом производства (не путать с действительно рабовладельческими государствами, каковыми восточные деспотии практически никогда не были).

На таких географически «открытых» териториях автохонные популяции населения возможно никогда не знали эгалитарных отношений. Их популяции, начиная с первобытных времен и до образования первых государств, возможно, всегда были строго иерархичны. Их общины, племена не были сообществом «свободных и равных», а всегда были вожде – ориентированы.

Другое дело лесные популяции, особенно, на что автор хотел бы указать, при сравнительно низкой плотности населения. Здесь, как описывалось выше, сложились противоестественные «естественные условия», при которых иерархия не могла быть столь жесткой и даже вообще могли устанавливаться эгалитарные отношения, по крайней мере, среди взрослых мужчин – охотников – воинов.

Это мог быть не только лес, но и какие либо другие условия, способствовавшие свободному перемещению и «убеганию» от иерархии, если она становилась слишком жесткой.

Вспомним древнюю Эладу. Кроме того, что в старину, еще редко населенная она была достаточно густо покрыта лесом, особенно в горах, у ее берегов была масса еще более необитаемых островов, на которые можно было перебраться и простейшей лодчонкой. Кстати, греки в поисках «лучшей доли» и осуществили колонизацию огромных територий дойдя и до Крыма. В таких условиях, при низкой плотности населения в лесистой и островной Элладе были «естественные условия» для возникновения эгалитарного государства без жесткой иерархии.

Кстати редконаселенными и лесистыми были и древние Апенины, а поэтому в сходных условиях формировалась государственность и у древних Римлян.

Правда история говорит, что и у них сначала были «цари». На появлении таких ранних государств и их  «царьков» остановимся более детально. Их природа появления совсем отлична от появления государств-дворцов азиатского типа.

Эти доисторические царьки и «царства» в «лесистых» землях (где развинулисть эгалитарные отношения равенства) не были «продолжением» всевластных иерархий и иерархов. Их природа свовсем другая. На мой взгляд, сначала это были военные вожди избираемые (именно избираемые) племенем  на время военных действий. При усилении плотности населения и «плотности» военных действий, такие отряды могли становиться постоянными или часто собираемыми, уже на содержании (хотя бы частичном) племени. Так как на собственное хозяйсттво у них было уже мало времени. К тому же постоянно воюя, они могли покорять чужие селения и обкладывать их даннью. Таким образом, переходя уже даже на «самофинансирование».

Эти государства – другой природы. Они развились из эгалитарных обществ, в процесе длительной трансформации груп мужчин воинов, на содержании племени, в более менее постоянные воинские отряды, которые уже перешли на «самофинансирование» - обкладывая данью сначала слабых соседей, а потом укрепившись и своих сородичей. При этом такие государства образовались уже на достаточно позднем этапе развития племен. Предпосылками образования таких дружин и протогосударств, было увеличение плотности населения, его материальных возможностей и учащение военных конфликтов. Так как только при этих условиях были возможности перехода дружин на «самоокупаемость» (было с кого кормиться), а племенам данников было сложнее уйти на вольные земли.

Вы спросите, а почему же жители не бежали в дремучие леса?

Да все потому же, что соотношение плюсов и минусов было в пользу «не бежать». Во первых воины «родного» племени, воспринимались как НАШИ (ведь формировались из членов племени). Во вторых дани в те времена были не столь велики. Даже в более поздние времена, даже Чингисхан считал дань в размере более 10% дохода недопустимо разорительной. На предложение увеличить дань Чингисхан ответил, что хочет, чтобы и его наследникам было что собирать. (Жаль, что современные налоговые законодатели не знакомы с «трудами» товарища Чингисхана).

Та и в других вопросах князь и дружина не давили, при этом защищали от набегов.

По своей сути это были чисто рекетирские государства. Их взаимоотнешения с «поддаными» строились по сугубо рекетирскому принципу – взять дань и защитить от других «бригад». Во внутренние взаимоотношения князь вмешивался мало. Даже юрисдикция княжеских судов распространялась только на те случаи, которые касались княжеских интересов или где стороный выступал кто-либо из «княжих людей». В то же время, например, на Руси, простые жители, общинники вплоть даже до средних  веков судились своими копными судами, где судей выбирала община.

Именно таким образом возникли первые племенные государства на Руси и в античном мире. То есть в них князь и дружина были как бы «сбоку» - взяли дань и особо не лезут. Община во многом жила своей прежней эгалитарной жизнью.

Таким образом, были две основные формы образования первичных государств (привнесение государственности со стороны, от тех, кто ее уже имел – процес вторичного государствообразования, на нем мы не будем останавливаться):

А) государства-дворцы выросшие из тоталитарных племенных иерархий, так и не «познаших» (или утративших) эгалитарных отношений – отношений равенства и постепенно, со временем трансформировавшихся в восточные деспотии:

Б) рекетирские государства, образовавшиеся в эгалитарной среде из воинских рекетирских дружин. В таких государствах демократические (эгалитарные) отношения в жизни племени (селения) очень долгий период сосуществовали рядом с княжеской властью, которая не пыталась управлять всем и во всем (что сеять и как пахать – как в азиатских дворцах-государствах), а вникала только в отношения непосредственно ее интересующие, в первую очередь дань.

При определенных условиях часть государств (особенно рекетирских) трансформировалась в демократии. В античном мире этому способствовал маленький размер государств-городов. Их маленький размер не позволял содержать большие профессиональные отряды. Требовалось постоянное участие ополчения. А при маленьких размерах городов-государств (по современным меркам сел), при том, что все жители знали друг друга в лицо, договориться о том, чтобы скинуть иерарха было не трудно. И что важно, при неудаче можно было сбежать.

Правда природа брала свое, и как говорит история античного мира, «естественноее состояние» достаточно часто сменяло «неестественную» демократию. В том же античном мире, с укрупнением государств, с увеличением плотности населения, и при усложнении возможностей «исбежать власти» демократии постепенно зачахли.

Так же и на Руси, с централизацией государства, с ограничением возможностей сбежать к другому князю, в другие земли, усиливалась и княжеская власть. Восставать же против сильных централизованых дружин возможностей небыло.

В образовании и, особенно в поддержании «демократий», автор естественно не будет умалять роль «силы разума», она очень значима, особенно в вопросах «договориться свергнуть царя», но, тем не менее, без сответствующих «естественных условий» силы разума недостаточно.

Если само наличие возможностей «сбежать» без силы разума (без договоренностей) не были самодостаточны для свержения «царя» и установления демократии (надо было еще и договориться свергнуть иерарха) то, по крайней мере, они заставляли иерарха считаться с правами «нижестоящих» и не давить. (Можем вспомнить пример с крепосными юга и запада Украины во времена Речи Посполитой).

Таким образом, не только для установления демократии и эгалитарных отношений важны «естественные условия», но еще более важны они для их сохранения и поддержания. Без ествественных условий, все «демократические революции» заканчиваються новыми «царьками» притом, как правило» еще похлеще тех которых свергли.

Как и тысячи лет назад, в современном мире, гарантиями демократии, поддержания эгалитарных отношений служит открытость общества (пока границы открыты  настоящий «азиатский» тоталитаризм невозможен и наличие суверенов власти способных силой принуждения сохранить статус-кво – демократию в стране (об этом в разделе о природе права).

Демократия – это существование суверенов!

Именно наличие сильных суверенов власти, как на общегосударственном уровне, так и особенно на региональном – главная и по сути единственная реальная гарантия демократии.

В этом отношении интересно сравнить «Великую» Французкую революцию и революцию в США. Во франции, не смотря на силу разума (который породил наидемократичнейшую Декларацию прав человека и гражданина) все закончилось установлением тоталитарной якобинской диктатуры. – сформировалась одна единственная общефранцузкая властная иерархия, - не было противовесов.

Как результат – якобинская тирания и полная профанация демократии.

В США, были уникально сильны штаты, которые былы способны даже силой отстоять свои суверенные права от притязаний центра, именно поэтому, в США, несмотря на то, что «сила разума» (идеология была менее радикально-демократичной чем во франции), была создана система власти куда демократичнее якобинской диктатуры, и без кровавых излишеств.

При этом демократия США предполагала реальную выборность меров, начальников полиции, судей и дажеи налоговиков. И никакой вождь-Робеспьер не диктовал.

В США, в отличии от Франции центральная власть не была способна установить единоличную власть встране против воли штатов, по сути та власть – была реализацией воли Штатов.

Долгое время, до образования ФБР и принятия определенных законов, даже криминальная юрисдикция штатов была неприкосновенна и недоступна «центру».

Таким образом, каждый Штат, был как бы демократическим убежищем, в котором можна было спрятатться от «наездов» власти.

Система сильных региональных штатов и стала гарантией от узурпации власти центром, хотя даже Вашингтон хотел поначалу чтобы его именовали, «Ваше Величество Господин Президент». Но «Вашим Величеством» (типа Робеспьера» ему не дали стать).

Поэтому опять таки – основа и гарантии демократии не в силе разума (добром Вашингтоне или плохом Робеспьере), а в естественных условиях – наличии в стране сильных субьектов власти (партий, та и самого народа), а также сильной региональной власти способных и готовых не дать кому либо установить тоталитарную диктатуру.

Поэтому обеспечение стабильной, стойкой и защищенной демократической политической системы, стойкого стабильного демократического конституционного порядка возможное лишь через развитие системы суверенных политических структур (в определенных законодательно определенных границах, но по возможности чем более широких), развития механизмов защиты этих суверенитетов, прежде всего  через развитие гражданского общества члены которого (народ) будет способный к принуждению власти (в узком понимании этого слова, власти  - как государственных органов и их посадовців), то есть будет, настоящим, а не только декларированным субъектом права и через механизмы распределения власти между его разными ветвями то перераспределения власти из центра к регионам.

Но об этом позже в разделе о государстве.

 

Оглавление